Афонин Владимир Васильевич

(21.05.1912 - 12.02.1987)

Полярный летчик. Родился в селе Сасово Тульской области.

Начинал слесарем на заводе, без отрыва от производства учился в аэроклубе, в летной и планерной школах, в Оренбургском высшем училище летчиков. Еще до войны попал на Север.

С началом войны был призван в армию в Красноярске. Воевал в составе войск Ленинградского фронта, Черноморского флота (морская разведка), Дунайской флотилии, участвовал в обороне Кавказа, освобождении Крыма, взятии Будапешта. Завершил службу в звании капитана на Дальнем востоке в операциях против  Японии.

После войны вернулся в Арктику, в качестве командира вертолета летал по трассе Северного морского пути, зимовал на дрейфующих станциях СП-4 и СП-6, участвовал в четырех антарктических экспедициях.

В Третью антарктическую экспедицию Афонин был вторым пилотом у Виктора Михайловича Перова, замечательного летчика и прекрасного человека, организатора известных полярных полетов. С ним вместе Афонин налетал много десятков тысяч километров: доставлял грузы на Восток, сбрасывал горючее полярникам ныне законсервированной станции Советская, что на полюсе недоступности, и осуществил беспосадочный перелет через Южный полюс на американскую станцию Мак-Мердо.

11 декабря 1958 года в эфире прозвучало: «Всем, всем, всем! Станциям и кораблям в антарктических водах!..» Бельгийская станция Бодуэн извещала Антарктиду, что исчез вылетевший со станции самолет с четырьмя членами экипажа на борту; попытки разыскать пропавших без вести своими силами не удались, необходима немедленная помощь.

— Мы отлично сознавали, — рассказывал Афонин, — что надежда у бельгийцев была только на нас: американцы слишком далеко, у австралийцев самолеты близкого радиуса действия… И мы сообщили, что, как только пурга прекратится, немедленно вылетим. И через несколько часов, когда ветер поутих, мы полностью заправили ИЛ-12, взяли про запас четыре бочки горючего и с огромной перегрузкой полетели. Пришли на Моусон, поспали несколько часов, дозаправились и взяли курс на Бодуэн. Погода отвратительная, видимость ужасная, а у бельгийцев, как на грех, вышел из строя передатчик, не могут дать нам привод. Но Борис Семенович Бродкин, наш штурман, все-таки разыскал Бодуэн — первый залог удачи! Сели. Встреча исключительно сердечная, на нас разве что не молились: ведь решалась судьба четырех человек, один из которых — пилот самолета принц де Линь! Дали нам карту, рассказали о примерном маршруте исчезнувшего самолета, и мы отправились в поисковый полет. Закончился он неудачей: сплошная облачность, видимость ноль…

Вернулись, поспали часа три и ушли во второй полет. Увидели посреди ледника скалу, которая называлась горой Сфинкс (сейчас — гора де Линя), и по ней ориентировались: где-то в этом районе мог потерпеть аварию бельгийский самолет.

Здесь нас ожидали первые находки. В южной части горного массива, неподалеку от Сфинкса, мы нашли штатив от теодолита и несколько полузасыпанных снегом ящиков. Следы людей, видимо, замело. Начали кружиться и вдруг увидели лежащий на крыле маленький спортивный самолет. Он казался черным комариком на белом фоне. Сесть невозможно: повсюду камни, скальные породы. Пришлось приземлиться в двух километрах. Оставили у ИЛа механика, а сами — Перов, Бродкин и два бельгийца — пошли к месту аварии. По дороге я поскользнулся, сильно ударился об лед и вернулся обратно. Оказалось, к счастью, так как началась пурга, мое возвращение было как нельзя более кстати. Вдвоем с механиком мы запустили двигатели и начали салютовать ракетами. Гул двигателей и ракеты помогли группе Перова определить обратное направление, и она, хотя и не без труда, добралась до ИЛа. Товарищи рассказали, что у бельгийского самолета при вынужденной посадке сломались лыжа и стойка шасси. Из записки, оставленной в самолете, узнали, что его экипаж отправился к горе Сфинкс.

Но горючее у нас было на исходе, пришлось возвращаться для заправки. Зато третий полет начали более осмысленно. На западном склоне Сфинкса мы заметили, как показалось с воздуха, палатку. Но это была не палатка, а парус, установленный на сани: видимо, потерпевшие аварию пытались соорудить буер, но без особого успеха. Здесь же валялись пустые банки из-под консервов, походная аптечка, футляр от хронометра, зубная щетка… На снегу виднелись следы, ведущие к горе Трилинген — «Трехглавая гора». Метров через двести снег перешел в лед, и следы исчезли… Мы взлетели и шли, держась следов, но никого и ничего обнаружить не удалось. Гористая и мертвая пустыня…

В четвертом полете ходили у массива поисковыми галсами, вертелись вокруг Сфинкса — снова безрезультатно… Пятый полет, третий день поисков — ничего…

Ситуация складывалась трагичная. По нашему расчету пропавшие без вести бельгийцы уже пятый день были без продовольствия (если они живы!), а у нас горючего оставалось только на один поисковый полет и на возвращение в Мирный. Наши поиски «съели» и все горючее станции Бодуэн. Что делать? Руководство экспедиции связалось с Москвой; «Оби» была дана команда изменить курс и следовать в Бодуэн с горючим, а нам Москва приказала: «Искать до последней капли бензина!» И мы облегченно вздохнули: другого приказа и не ожидали…

И вот наступило пятнадцатое декабря — день последнего полета. Долго и безрезультатно кружили мы над массивом, глаза все проглядели и уже собирались было лечь на обратный курс, когда обнаружили палатку! «Вот она!» — разом закричали мы на своем языке, бельгийцы на своем. Присмотрев площадку, а там была зона трещин, приземлились и бросились к палатке.

Все четверо оказались живы и здоровы, только принц де Линь прихрамывал. Шли они к нам со слезами на глазах. Отчаялись, наверное, потеряли веру, что их найдут. Изголодались. У них осталось лишь граммов сто урюка, столько же изюма и тюбик какао с молоком — сохраняли на крайний случай. Обнялись мы, расцеловались, счастливые донельзя. В самом деле, на волосок от смерти люди были. Помогли мы им перенести скарб, посадили в самолёт, напоили сладким чаем — бельгийский врач запретил кормить, после голодовки опасно — и сообщили в Мирный, что дело сделано. Впрочем, мы ещё раньше передали в эфир: «Обнаружили палатку, садимся». Ребята потом рассказывали, что весь Мирный ходуном ходил: «Нашли!» Вся Антарктида, оказывается, этим жила! А когда дали радиограмму: «Взлетели на борту все четверо живы», посыпались поздравления. Радировали Москва, Мирный, бельгийцы, американцы, французы — весь мир! В Мирном едва успевали принимать радиограммы и передавать их нам.

Получили поздравления от Советского правительства и от бельгийской королевы, она телеграфировала Ворошилову, а он переадресовал нам.

Все участники спасательной экспредиции были награждены советскими (Афонин орденом Трудового Красного Знамени) и бельгийскими орденами.

Мыс на востоке острова Октябрьской Революции на Северной Земле в проливе Шокальского. Название дано в 1949-1951 гг. экспедицией научно-исследовательского института геологии Арктики.