Аветисов Г.П.

Операция «Медвежата»

В 1969 году возглавляемый мной геофизический отряд Арктической партии проводил очередной полевой сезон на о. Земля Александры архипелага Земля Франца-Иосифа, в Нагурской.

Мне тогда было 29 лет, моему ближайшему помощнику, Борису Тихоновичу Барычеву, на 2 года меньше. В отряде было также несколько совсем молодых ребят по 20-21 году – студентов 3-4 курсов разных учебных заведений. Они звали меня по имени и отчеству, что было одновременно и необычно, и ответственно.

Незадолго до нашего появления не помню кто застрелил медведицу. Двое ее разнополых медвежат временно жили на метеостанции до приезда вызванного из Архангельска официального представителя, который должен был вывезти их на материк.

Отряд разместился в одном из пустующих домов местной воинской части и начал запланированные работы.

Через какое-то время ко мне подошли наши молодые ребята и начали говорить, что на метеостанции работают всего три женщины, очень занятые, ведущие круглосуточные наблюдения, что им очень трудно справляться с медвежатами, и мы просто обязаны им помочь, а именно, перевезти этих медвежат в один из сараев возле нашего дома и самим за ними ухаживать. Надо сказать, что медвежатам этим было уже по три месяца, и вид у них был довольно внушительный. Ребята клялись и божились, что на работе это не отразится, что они очень любят животных и будут ухаживать за ними, как за родными. Я, конечно, очень в этом сомневался, но в очередной раз проявил мягкотелость, которая свойственна мне в тех случаях, когда меня очень просят, а не требуют.

Встала задача – как перевезти медвежат? У нас был вездеход, но как затащить туда здоровенных медвежат?

План родился такой – взять большой ящик с крышкой, крышку положить на пол перед выходом со станции, а за крышкой поставить на попа открытый ящик. По задумке, когда медвежонок окажется на крышке, ящик быстро опустить и накрыть им медвежонка. Все очень просто и, поэтому, гениально.

При реализации плана непредвиденные трудности начались гораздо раньше выполнения главной процедуры. Оказалось очень сложным запустить медвежат поодиночке. Когда открывали из «вольер», они бросались на выход вдвоем. После нескольких неудачных попыток, наконец удалось одного медвежонка изолировать, но второй, под вопли метеорологинь помчался к выходу через всю станцию, сметая по пути столы, аппаратуру и все, что попадалось.

На выходе уже, как планировалось, стоял открытый ящик, и когда медвежонок оказался возле него, прогремела команда: «Накрывай тра-та-та-та…». И накрыли, и промахнулись, и медвежонок перескочил  упавший ящик и встал на задние ноги. Ростом он оказался выше любого из нас.

Что тут началось. Мат стоял такой, какой, наверно бывает на фронте во время рукопашной. Кто-то схватил лопату, кто-то доску, Борис Тихонович орудовал рулоном рубероида. Наконец, загнали перепуганного мишку назад на станцию, а потом вооруженные полученным опытом повторили попытку. Она была удачной. Перетянули ящик веревками и отнесли его в вездеход. Со вторым медвежонком все тоже прошло более-менее удачно.

Медвежат поселили в ближайшем к нашему дому сарае и начали за ними ухаживать. Как и следовало ожидать, любовь к ним со стороны наших молодых полярников стала угасать примерно через полмесяца. С помощью сначала мягких напоминаний, потом понуканий, взываний к совести и обещаний сделать оргвыводы удавалось обеспечивать какой-то маломальский уход за животными. Снег сошел, медвежата из белоснежных превратились в буро-желто-зеленых и очень вонючих.

В конце августа-начале сентября пришла радиограмма о том, что на днях на ИЛ-14, который послан за нами, прилетит долгожданный человек из Архангельска. Вскоре это произошло, представитель оказался шустрым, подвижным, разговорчивым мужичком, получившим у нас агентурное имя «Укротитель». У опытного и тертого Бориса Тихоновича возник грандиозный план – рассказать Укротителю, как мы жизни и здоровье клали на уход за медвежатами, как отрывали от себя последний кусок, чтобы накормить их, за что, естественно, от Укротителя должна поступить материальная компенсация. Мужичок все это доброжелательно выслушивал, кивал головой, не отказывался, но по внешнему виду медвежат ему, конечно, все было ясно.

Во время погрузки Укротитель проявил свое умение в обращении с медведями. У него было два специальных ящика, у которых передняя стенка, представлявшая из себя крепкую сетку, выдвигалась наверх. Укротитель продырявил банку сгущенки и выдавил молоко, сделав молочную дорожку, ведущую прямо в ящик. По этим дорожкам медвежата с удовольствием отправились в свои ящики.

Погода была ветреная и переменчивая, пилот брал курс то на Амдерму, то на Диксон, в итоге вместо трех часов мы летели почти пять. Из-за сильной болтанки и ужасного запаха от медведей, пока они не успокоились, кое-кого начало мутить. Борис Тихонович сидел совершенно зеленый, ему было плохо, но он держался. Когда медведи успокоились, стало полегче и, казалось, дотерпим.

Но в середине пути Укротитель посчитал необходимым медведей покормить. Новая волна непереносимого запаха наполнила салон самолета. И тут Борис Тихонович не выдержал.  Он встал и вежливо обратился к Укротителю с речью, большая часть которой была непечатной, смысл выразился тремя короткими предложениями: «Да оставь ты их в покое. Мы два месяца их не кормили, и ничего с ними не стало. Потерпят два часа».

Это был провал операции, полный и очевидный. По прилете на Диксон Укротитель быстро выгрузился, и больше мы его не видели, да и не стремились к этому. Все-таки мы же не полные отморозки.

Сейчас, на склоне лет, размякнув и телом, и душой, я с сожалением вспоминаю этот эпизод из своей жизни и тешу себя мыслью о том, что наши мишки провели свою последующую жизнь в каком-нибудь элитном зарубежном зоопарке и встретили свой конец в кругу любящих и внимательных служителей и посетителей.