Немного о себе....
Моим любимым предметом в школе всегда была география. Рассматривание карт доставляло мне истинное удовольствие. За различной окраской физико-географических карт виделись горные хребты, бескрайние равнины, океанские пучины, наполненные своей особой жизнью. Почему-то особую симпатию я испытывал к полуостровам. Интерес к картам естественно вызывал интерес к литературе о путешествиях и путешественниках. Запоем были прочитаны книги о плаваниях и походах Дж. Кука, Ж. Лаперуза, Ж. Дюмона-Дюрвиля, И. Крузенштерна и Ю. Лисянского, Ф. Беллинсгаузена и М. Лазарева, А. Никитина, П. Семенова-Тян-Шанского, Н. Пржевальского, В. Арсеньева и многих других. Разглядывание политико-административных карт давало информацию о зарубежных странах. Цепкая детская память запечатлевала их названия, а также названия их столиц, тем более, что стран этих в 1940-1950-е гг. было не так уж много. Например, ныне пестрая карта Африки имела, в основном, два цвета: зеленый – колонии и доминионы Англии, да фиолетовый – Франции. Было еще Бельгийское Конго.
Самостоятельный интерес имели карты полезных ископаемых: вот черный квадратик – это уголь, черный треугольник – железная руда, высокий усеченный конус – нефть и т.д.
Любовь к географии во многом определила и выбор геологической профессии. Горный институт, решил я уже в 5-6 классах, то учебное заведение, где география будет всегда со мной. Позднее мой отец, который был архитектором, посоветовал поступать на геофизический факультет.
Я оканчивал школу в 1957 году, претендовал на медаль, но в конце 10 класса из-за глупой и грубой шутки вместе с тремя своими одноклассниками был отстранен от сдачи выпускных экзаменов и исключен из школы. Лишь благодаря титаническим усилиям моего отца нам разрешили сдавать экзамены в другой школе в конце августа, когда прием в институты уже завершился. За 10 дней, с 20 по 30 августа, мы сдали положенные семь выпускных экзаменов и получили аттестаты зрелости. Поступление в институт пришлось отложить на год, и я устроился рабочим в отдел изысканий института «Гипроспецгаз». Несмотря ни на что, решение учиться в Горном институте было твердым, и через год в 1958 году я его реализовал.
Студенческие годы для каждого человека остаются особым периодом. Новый стиль жизни, новые товарищи, новые знания. Относительная, по сравнению со школой, свобода часто уводила от генеральной линии, кого-то увела совсем далеко, но я вовремя остановился. В зимнюю сессию третьего курса, получив свой первый «неуд», я понял, что дальше так продолжаться не может. Этот «неуд» остался единственным, на четвертом и пятом курсах я уже получал повышенную стипендию.
Навсегда останутся в моей памяти образы наших преподавателей, из которых сейчас уже никого нет в живых. Все они были большими знатоками своего дела и замечательными доброжелательными людьми, по-отечески к нам относившимися. Я помню всех своих однокурсников, особенно из группы РФ-58, старостой которой я имел честь быть. Особенно близки мне были Коля Хлюпин и Герочка Маров, с которыми я поддерживаю связь до настоящего времени, недавно ушедшие из жизни Сергей Иванов и талантливый Семен Шерешевский. Самым ярким пятном в воспоминаниях из этого периода жизни была, конечно, крымская практика и отпуск после нее, который мы тоже провели в Крыму. У нас образовалась замечательная компания из 9 человек – пятеро ребят: кроме меня Хлюпин, Маров, Иванов и Ким Иваненко и четыре замечательные наши подруги из группы РГ-58: Рита Шапкина, Эля Спиридонова, Лена Михайлова (ныне профессор нашего института) и Лида Ногаева. В компании с первыми тремя девочками я уже не один год отмечаю День геолога.
После
четырех лет обучения предстояла завершающая преддипломная производственная
практика. Выбор мест был широк, по всему необъятному Советскому Союзу. Деканат
по своему усмотрению провел распределение, которое, конечно, не всем нравилось.
Начались обмены, споры, даже конфликты. Я же для себя решил так: «Я не был ни
там, ни там, зачем я буду спорить и чего-то добиваться. Поеду, куда назначат».
И поехал в Казахстан, в Берчогурскую экспедицию, которая базировалась в поселке
Эмба. В экспедиции было семь партий, и меня послали в ту, которая располагалась
в поселке Кос-
Жизнь не баловала меня, но в нужный момент предоставляла мне шансы и варианты: моя задача была не упустить их.
По окончании в 1963 году института я был распределен в Ухту, но работать там мне практически не пришлось. Дело в том, что наш выпуск был первым, которому не довелось полностью пройти военную подготовку. Мы отучились на военной кафедре полтора года, когда она была ликвидирована (кроме группы РФР), и мальчики наши не старше 1939 года рождения подлежали после окончания института срочной службе в армии в течение двух лет. Я просил об отсрочке на год, так как мы уже ожидали рождения ребенка, писал письмо начальнику политуправления Советской Армии генералу армии Епишеву. Ответ его гласил» «На усмотрение военкомата» и пришел тогда, когда военкомат уже все усмотрел, и я несколько месяцев служил в доблестном ЗабВО. Интересно то, что из всего выпуска никто, кроме меня, в солдаты не пошел. Настроение тогда было ужасным, но потом, по прошествии времени, я понял, что армейская служба принесла мне большую пользу, дала мне прекрасную жизненную закалку, пригодившуюся в дальнейшей жизни и работе, которая была связана практически с одной Арктикой.
Вернувшись домой в декабре 1965 года, отдав некоторое непродолжительное время обмыванию этого славного события, я пошел в гости к своему студенческому товарищу Сергею Иванову, мамой которого была широко известная в геологических кругах профессор Р.М. Деменицкая – заведующая отделом геофизики Научно-исследовательского института геологии Арктики (НИИГА). Я обратился к ней с такими словами: «Раиса Михайловна! Я два года забывал то, чему меня учили в институте. По своему профессиональному уровню я сейчас ниже молодого специалиста. У меня сейчас нет ничего, кроме бешеного желания работать. Возьмите меня к себе в отдел. Я Вас не подведу». И она поняла меня и взяла, и, надеюсь, я ее не подвел. Раиса Михайловна Деменицкая, тоже выпускница Ленинградского горного института, определила мою арктическую судьбу.
Я попал в сейсмическую партию, которая вела исследования с дрейфующего льда в Центральном Арктическом бассейне. Эти ребята, среди которых был и выпускник нашего Горного института Юрий Заманский, казались мне небожителями. Они летали на маленьких АН-2 над дрейфующими льдами, совершали, так называемые, первичные посадки, каждая из которых была связана с риском для жизни, в экстремальных условиях при 30-35-градусном морозе проводили весьма трудоемкие сейсмические наблюдения, получая уникальный геологический материал. Нужно было обладать высоким профессионализмом, чтобы в кратчайший срок, пока в салоне после полета сохраняется хоть какое-то тепло, пробурить лунку для заряда, растянуть косы, запустить станцию, взорвать заряд и получить сейсмограмму, в застывающих растворах фотореактивов проявить и закрепить ее. Это были настоящие мужики. Многих из них уже нет в живых.
В составе этой замечательной группы я состоял три года (1966-1968), пройдя и через работу сначала на базовой станции, а затем и в авиадесантных отрядах. Еще раз должен отметить ту пользу, которую мне принесла армейская служба.
В дальнейшем моя работа проходила на островах и побережье Северного Ледовитого океана.
В 1967 году НИИГА начал вести инженерно-геологические исследования под строительство на о. Земля Александры архипелага Земля Франца-Иосифа. Я принял в них участие сначала в качестве геофизика-сейсморазведчика, а затем, когда встал вопрос об определении сейсмической опасности, возглавил сейсмологические наблюдения, теория и практика которых в институте не преподавалась. Но зато в нашем институте студентам прививалась самостоятельность, умение осваивать новое, принимать оптимальные решения в нестандартной обстановке. Зацепившись за сейсмологию, я понял, что это – моя ниша в геофизических исследованиях НИИГА, и после завершения в 1970 году работ на архипелаге сделал все, для того чтобы сейсмологические наблюдения продолжились в других районах Арктики. И это мне удалось.
В течение 1972-1976 гг. я возглавлял сейсмические и сейсмологические работы
на Новосибирских островах и в Западной Якутии, 1976-1977 гг. на архипелаге
Шпицберген, 1979-1984 гг. в Норильском рудном районе, в 1985-1988 гг. в дельте
р.Лена и южной части акватории моря Лаптевых, в 1989 году первые глубинные
сейсмические исследования на дрейфующем льду по проблеме внешней границы
континентального шельфа (ВГКШ) России в Северном Ледовитом океане. Многое
пришлось испытать за эти годы: и длительные круглосуточные наблюдения вдвоем с
напарником на необитаемых островах, и промерзание до костей, и бурение обычным
мотобуром трехметрового льда для опускания под него пневмопушек, и многочасовые
лежания на снегу при настройке сейсмографов, и длительные, выматывающие душу
ожидания самолета. Но чем труднее приходилось в поле, тем радостнее было
возвращение домой с чувством, что я это смог и остался мужиком.
|
|
|
|
В 1990-е гг. геологическая служба России переживала тяжелые времена. Объемы исследований резко сократились. Но сейчас намечается явный подъем. В 2000 и 2005 гг. я участвовал в работах по проблеме ВГКШ в Арктике, но уже с базой не на дрейфующем льду, а на борту экспедиционного судна «Академик Федоров», в 2007 году - новая экспедиция уже с борта атомохода «Россия». В 2012 году мне посчастливилось принять участие в рейсе к Новой Земле на буксире-спасателе «Неотразимый» - по договору с МЧС мы обследовали подводные потенциально опасные объекты в карских заливах архипелага. Обо всех своих арктических полях я подробнее рассказываю на страничке «Места, в которых мы бывали...».
Не могу не сказать несколько слов о своем хобби, которое тоже связано с Арктикой. Есть такая болезнь – болезнь Арктикой, которая посетила и меня. Мне никогда не хотелось работать ни в каком другом регионе, даже в Антарктиде.
Каждый, кто работает в Арктике, сталкивается с большим количеством топонимов. Среди них есть совершенно безликие и часто повторяющиеся, такие как «Северный», «Каменный», «Песчаный», «Средний» и т.п., происхождение которых было очевидно и не привлекало особого внимания. Но вот именные топонимы сразу врезались в память и вызывали желание выяснить обстоятельства их возникновения. Конечно, ряд имен таких корифеев, как Нансен, Амундсен, Норденшельд, Седов, Кренкель и др., были мне, еще в школе любившему географию, достаточно хорошо известны. Но кто такие Бунге, Диксон, Мак-Клинток, Анжу и многие-многие другие? Казалось недопустимым работать в Арктике и не знать этого. Следует сказать, что товарищи по работе еще хуже ориентировались в подобных вопросах. Нужно было искать другие источники информации.
Последней каплей, инициировавшей начало поисков, явилась увиденная мной книга выдающегося арктического историографа Василия Михайловича Пасецкого «Находки, которые открывают тайны». Я задумал подготовить книгу о людях, чьи имена есть на карте Российской Арктики.
Начались походы в библиотеки Географического общества, Академии наук, Публичку, по магазинам старой книги. Моя личная арктическая библиотечка быстро достигла нескольких десятков томов, процесс ее пополнения продолжается и сейчас. Польза от новых знаний проявилась еще и в том, что они помогали скрашивать однообразие арктических будней, когда не по одному месяцу приходилось вдвоем с напарником вести наблюдения на точке. Стоя, например, на Утесе Деревянных Гор на о.Новая Сибирь, можно было смотреть на льды Благовещенского пролива и представлять, как здесь в 1881 году шли от места гибели судна героические участники экспедиция Дж. Де-Лонга, почувствовать свою причастность к их подвигу. Или воображение, основанное на знании, рисовало картину того, как группа Альбанова зацепилась за крайний западный выступ Земли Франца-Иосифа, мыс Мэри Хармсуорт. Из 11 человек 10 дошли до суши, казалось, самое трудное позади, но нет. До спасительного мыса Флора добрались только двое. Взгляд на бухту Тикси позволял увидеть под свинцовыми водами обломки славной «Зари» Э.В. Толля. Работая на Земле Бунге, можно было представлять рядом с собой легендарного Я. Санникова, М. Геденштрома и их товарищей. Таких мест в Арктике много, они тянут к себе, они являются одной из причин «болезни Арктикой».
В своей следующей книге «Арктический мемориал», которая вышла в том же издательстве в 2006 году, я расширил географические рамки исследования и на зарубежную Арктику, добавив при этом и новую информацию по российскому сектору и доведя количество персоналий до 300.
Завершив «Арктический мемориал», я решил, что на этом пора остановиться. Главная проблема – в поисках средств на издание. Особенно эта проблема серьезна для такого не очень коммуникабельного человека, как я, к тому же человека, совершенно не умеющего просить. Однако ничего не получилось. Остановиться оказалось невозможным. Поиски захватывали, затягивали, без них жизнь казалось неинтересной, неполноценной. Обнаруживалась новая информация, и кончилось все тем, что в 2009 году вышла новая книга «Имена на карте Арктики». В ней уже свыше 560 персоналий, более 150 фотографий в разделе «Арктический некрополь». И сейчас я продолжаю в том же духе, только переключился на создание настоящего сайта. А дальше....чем черт не шутит.
И черт пошутил. В 2014 году удалось выпустить книгу-фотоальбом «Арктический некрополь». Более того, на следующий год, к своему 75-летию я опубликовал книгу «Арктические места, в которых мы бывали...».
Моя деятельность, посвященная «Арктической топонимике», продолжается и сейчас. Результаты этой деятельности проявляются, в первую очередь, в рамках сайта. Число персоналий на странице «Имена на карте Арктики» достигло 870, а на странице «Арктический некрополь» – 732.
Завершая свое краткое повествование, хочу пожелать молодым, сегодняшним выпускникам славного Санкт-Петербургского горного института здоровья и успехов, любви к выбранному делу, а также помнить: романтика и энтузиазм – по определению обязательные атрибуты нашей профессии.